16 яростных читателей на связи: Рецензия на роман Александра Гриневского «Кыш, пернатые!»

Друзья!

Мы продолжаем рассказывать о прочитанном. Книжный отзыв от югорской писательницы, поэтессы Елены Аушевой. Приятного чтения!

Первая мысль, которая возникает после прочтения романа Александра Гриневского «Кыш, пернатые!»: как можно охарактеризовать это необычное произведение? Сам автор – враг классификаций и жанровых определений. Гриневский считает, что любая книга либо вызывает интерес у читателя, либо нет, а навешивание ярлыков не сделает роман ярче и понятнее. Но, в конечном счете, цель любого писателя – зацепить читателя, бороться за его внимание, так что Александр Гриневский, на мой взгляд, немного лукавит. Говоря о книге как о не вписывающейся в имеющиеся каноны, он тем самым выделяет ее из ряда других. И, конечно, автор прекрасно знает, что, выводя роман за прокрустово ложе жанровых условностей, он получает нечто поистине уникальное или, наоборот, совершенно вторичное, эклектичное, как пестрое лоскутное одеяло из обрывков сюжетных линий и идей.
Попробуем понять: так ли оригинален и нов роман «Кыш, пернатые!»? А если и уникален, то в чем? Попытаемся разобраться в загадках, которые щедро рассыпал на страницах книги писатель, погрузимся в повествование как можно глубже, вернее, взлетим выше, если следовать логике и лексике произведения.
Человек. Полет. Небо.
Триединство противоположностей, вечное, как сама жизнь. Кто был первым из смертных, рискнувших устремиться в небесную бездну, преодолевших земное людское предназначение? Икар и Дедал? Одного из них ждало немедленное воздаяние за дерзость, неотвратимая и неминуемая смерть. В литературе достаточно найдется крылатых существ в обличии людском, а также демоническом и ангельском, но всех объединяет одно: крылья даны им как дополнительная возможность к привычному существованию.
Герои Гриневского наделены крыльями, но лишены рук. Подобная героиня – крылатая, но безрукая – описана нидерландской писательницей Йоке ван Леувен в метафорической сказке «Пип!». Но, кроме внешнего сходства героев, ничего общего в этих произведениях мы не найдем. Девочка-птичка Птишка прекрасно существует, несмотря на уникальную физиологию, дарит приемным родителям любовь и внутренний полет и, сделав их духовно богаче, выполнив миссию, покидает их. «Пернатые» же Гриневского, открыто называющие себя инвалидами, уезжают в поисках земли обетованной – Монголии – из-за невозможности находиться более со своими родными: истощено их терпение, они измучены физически. Крылья – это дар, который оборачивается проклятием. Подобный сюжет о проклятых дарах широко распространен в мировой литературе: он встречается в фольклоре («Подарки феи», «Спящая красавица»), в «Фаусте» И. Гете, в «Портрете Дориана Грея» О. Уайльда. Однако герои романа «Кыш, пернатые!» ничего не просили, сделок не совершали, желаний не загадывали. За что им это? И зачем?

Крылатость – безумный дар или тяжкий крест?
С одной стороны, крылья дарят людям новые возможности, а с другой, по меркам общества, да и по собственным ощущениям, – это инвалидность и неспособность жить не только в человеческом мире, но и в дикой природе. Персонажи, которые остались со своими родными, стали им обузой. Те, что решили жить «на воле», являются пародией на животный мир, а не его частью. Существовать в качестве подопытных кроликов герои не согласны, да и наука бессильна что-либо прояснить.
БЕССИЛИЕ.
Вот, пожалуй, ключевое слово, определяющее нерв этого романа. Уныло-тоскливое состояние обреченности передается от персонажей читателям и закрепляется авторитетным мнением автора (о роли его в этом романе поговорим чуть позже).
У «пернатых» нет силы духа, нет силы веры, нет настоящей любви и дружбы, и по мере того, как крылья дарят крепнущую силу физическую, внутренний стержень людей-птиц подтачивают сомнения, уныние и бесцельность существования.
За что они обречены ощущать на себе последствия «подарка», исковеркавшего им жизнь? Это только один из множества вопросов, которыми плотно начинен роман. Автор не дает ответа читателю, предлагает ему самостоятельно потрудиться над той или иной версией.
И многочисленные аллюзии к знакомым сюжетам и образам, и открытые вопросы, давно ставшие риторическими, дают мне основание предположить, что перед нами особый жанр, который я достаточно вольно назвала романом-оксюмороном. Оксюморон выступает в произведении не в качестве стилистического средства, а как основа композиции и проблематики. Здесь постоянно сталкиваются противоположные понятия и наши представления о мире, тем самым рождая новые смыслы, которые раскрываются с каждой последующей сценой. Пояснять, что здесь происходит, а тем более отвечать на вопросы, значит разрушить понимание происходящего – настолько неуловимого, что его не всегда можно облечь в слова.
Так что же представляет собой роман-оксюморон? Это перелицованное пальто старого мира, выпотрошенное сознание современного человека без внутреннего стержня, без убеждений и стремлений, без настоящих чувств и мечтаний.
Александр Гриневский соединяет несоединимое, разрушая укоренившееся восприятие жизни.
Читаем эпиграф:
«Нас бьют, мы летаем
От боли все выше».
Пара строк привычно пробуждает в памяти музыку популярной песни, но звука мы не слышим, а… видим буквы граффити в Ростокино. После обмана органов чувств начинаешь ощущать легкую дезориентацию во времени и пространстве, и это только начало.
Внезапное преображение героев заставляет вспомнить еще одно произведение – «Превращение» Ф. Кафки. Автор, впрочем, всячески отказывается проводить какие бы то ни было параллели между двумя произведениями. «Превращение» представляет собой сплав реальности и сюрреалистичности, фантастики. Роман же Гриневского реалистичен, несмотря на фантастическое допущение. Подробное описание многих физиологических процессов делают материю произведения жесткой и грубо-вещественной, той же цели служит и обсценная лексика, тем самым подчеркивается духовная пустота, внутренний вакуум персонажей романа.
К ним трудно проникнуться симпатией. Одни ничем не примечательны, как Валя, скучный таксист. Другие, хотя и обладают харизмой, способностью притягивать к себе людей, при более близком знакомстве оказываются обыкновенными подлецами: Ванька готов увести жену у приятеля на третий день знакомства; Валерий Палыч, придумав правдоподобную теорию про сказочную жизнь в бескрайних степях Монголии, использует товарищей по несчастью для обогащения.
Мужчины кризиса среднего возраста, ставшие пернатыми, не перестают испытывать этот кризис и после превращения, наоборот, он только усиливается: к внутренней пустоте прибавляется еще «усовершенствованная» конструкция собственного тела, неприспособленная к самостоятельной жизни.
«В птицу, например. Все-таки полет, и все такое… Вот как это – летать как птица?» – говорит бомжу в сандалиях Валя, и нет в его словах ни твердости, ни искреннего желания познания нового, ни горячечного «отчего люди не летают, как птицы».
Александр Гриневский выбивает почву из-под ног читателя: стоит только опереться на нечто незыблемое, как оно тут же разрушается, фокус внимания смещается.
Крылья – это красота, свобода и мечта. Но нет, на деле они становятся причиной затворничества, непонимания собственных желаний, смертью стремлений. Герои или сидят по квартирам, или прячутся в лесу, в глухой деревне Брянской области, а кто и в специализированном учреждении по изучению «аномалии».
Дружба товарищей по несчастью тоже не складывается: один из «пернатых» предает других, Ваня бросает знакомых ради любви, Валерий Палыч хладнокровно доводит свой план до конца и привозит бесплатную крылатую рабочую силу в горы Алтая.
Оксюмороном оказывается и любовь. Крылья и высота чувств, увы, тоже несовместимы. Ваньку прогоняет жена, отобрав у него при этом квартиру, новая жена Настя утомлена физической работой в деревенской глуши, и вот уже высокое чувство зовется просто «любовным мороком». Оля, последовавшая на край света за раем в юрте с любимым, вскоре чувствует себя опустошенной, превращается из юной девушки в женщину средних лет в безразмерном ватнике.
Женские образы, как и мужские, не вызывают симпатии и сочувствия. Автор не отводит им роль самостоятельных личностей: они находятся при пернатых, теряя свою индивидуальность и становясь из женщин бабами без возраста и цели в жизни. Можно посочувствовать той же Оле, но ведь и в ее искренность не веришь. Вспомнить хотя бы, как она определяла, что Олег ей ближе, чем Валерий Палыч: «Она примеряла его к себе, как меряют одежду перед покупкой в магазине. Вот Олежка – легкий, молодой, веселый, понятный до прозрачности, как платье летнее, по ветру развевающееся. Кружиться, танцевать, смеяться».
Отдельной личностью в книге возвышается Автор. Он старается не афишировать свое присутствие, но его черты проступают в героях романа: в загадочном бомже, проводящем невероятный эксперимент, в сотрудниках органов, решивших избавиться от неизвестно откуда взявшихся пернатых. Особенно показательна сцена появления Валерия Палыча на кубинском пляже. В кратком разговоре с молодежью, в чувстве превосходства и мастерстве владения кайтом тоже заметна фигура автора, его отношение к молодым людям, полным энергии, но не владеющим определенным жизненным опытом: «…и взял и поехал! Да так, что порушилось восторженное настроение от собственных свершений. Опять… опять пришел взрослый и показал, как надо. Показал, что они пока ни на что не пригодны». Такое сращение героев и автора необычно, заставляет постоянно менять угол зрения на происходящие события и снова оказываться в неустойчивом шатком мире.
Какой же выход оставляет читателю писатель?
Готового ответа нет, каждому нужно достичь своей Монголии, чтобы обрести новое знание и понимание этого мира. А крылья, данные Гриневским своим героям, никого не приближают к цели и мечте, потому что мечты и цели нет, и небо, лишенное божественного, становится большой синей пустыней, где теряются две фигуры крылатых людей – мужская и женская. Да и что такое Монголия, реальная ли она или это придуманный Валентином рай в том объеме и образе, который он себе представил и который заслужил?

За этими вопросами скрывается напряженное молчание автора и слышится скрип подошв, а мы замираем в ожидании: к кому из нас по заснеженным просторам России бредет бомж в сандалиях на босу ногу?