Светлана Волженина

«Что читать в новогодние праздники и Рождество, как не Диккенса? Отовсюду звучит «Let it snow», сверкают новогодние гирлянды, в голове возникают уютные образы пледа, чашки ароматного чая и книги. И, несмотря на здравый смысл и отрезвляющего Андрея Курпатова, все-равно не становишься скептиком и ждешь чудес. А самый легкий способ их получить — взять в руки книгу. Вот и я сдалась -в очередной раз перечитала сказку о семейном счастье «Сверчок за очагом» Чарльза Диккенса.

В этой рождественской истории сплелись несколько трагических историй: нищей семьи кукольного мастера Калеба, потерявшего своего сына-моряка, и его слепой дочери Берты; Мэй, вынужденной принять предложение богатого, старого и злого Теклтона; возчика Джона и его любимой жены Крошки, заподозренной им в измене.

Однако, история самая настоящая рождественская – все, что делало их несчастными, рассыпалось в один момент, конечно же после того, как они изрядно помучились душевно. И история заканчивается счастливо. Почему, спросите вы? Потому что все эти люди оказались на редкость наделенными даром любви, а благодаря сложившимся обстоятельствам, получили возможность узнать — какие любящие и великодушные люди живут рядом.

И, несмотря на название — сказка о семейном счастье, никаких чудес. Хотя нет, есть чудо необыкновенного таланта писателя, его тонкого юмора и удивительной способности подмечать и поэтизировать все. Даже такие мелочи, как чайник, часы, сверчка.

А как описаны муки терзаемого ревностью сердца возчика Джона, когда он ночью ведет беседу со сверчком, феями — духами семейного очага! Ну вот, скажете вы, вот оно чудо – феи, духи! Да, чудо есть, но другое, не сверхъестественное, а то, на которое способны обыкновенные люди.

«Слушайте, как сверчок вторит музыке своим «стрек, стрек, стрек» и как гудит чайник!», — такими словами заканчивается сказка. А нам самое время (еще вполне себе новогоднее и рождественское) делать чудеса самим! Чарльз Диккенс подтвердит – это несложно.»

Книги Чарльза Диккенса можно взять в отделе обслуживания (1 этаж) и в отделе по работе с детьми и юношеством (2 этаж).

Читайте и будьте счастливы!

Что читать в сложные времена, чтобы обрести спокойствие?

Думаю, такой вопрос задают сейчас многие. Кто-то хочет подальше уйти от действительности и читает фантастику и фэнтези, кто-то ищет опору в семейных ценностях и читает семейные саги. Меня потянуло к литературе абсурда.

Мой мозг не давал мне покоя, теряясь в догадках. Так много неопределенности, зачем ее увеличивать? Чтобы не было страшно от таких глобальных угроз?

И наверное, мозг долго бы еще ставил мне диагноз (один диалог с мозгом – уже клиника), если бы не Корней Чуковский. В своей книге «От двух до пяти» он пишет о том, зачем ребенку нужны путаницы и перевертыши, которые по сути и являются первыми в жизни каждого произведениями литературы абсурда: «Ключ ко всему этому в той многообразной и радостной деятельности, которая имеет такое большое значение для умственной и нравственной жизни ребенка, – в игре. Эти нелепицы были бы опасны ребенку, если бы они заслоняли от него подлинные, реальные взаимоотношения идей и вещей. Но они не только не заслоняют их, они их выдвигают, оттеняют, подчеркивают. Они усиливают (а не ослабляют) в ребенке ощущение реальности».

Спасибо, дорогой Корней Иванович!

Без страха быть непонятой, я приглашаю вас вместе со мной «усилить ощущение реальности» и почитать Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса и…

(Продолжение списка пока оставлю в тайне.)

Поохотимся на Снарка?

Первым в моем списке стал Льюис Кэрролл, но выбор я остановила не на хорошо знакомых всем историях про Алису (ведь это одни из самых известных книг, написанных на английском языке: по цитируемости они уступают только Библии и пьесам Шекспира), а на его менее известном произведении – поэме, которую он определил как «агонию в восьми воплях».

Несмотря на жанровую принадлежность к абсурду, в поэме есть неявный сюжет. Герои, имена которых начинаются на букву «Б» (Балабон, Билетер, Барахольщик, Банщик, Бильярдный Маэстро, Банкир, Булочник, Бобер, Браконьер и Отставной Козы Барабанщик (он же Бывший Судья), приплывают на остров и пытаются там найти Снарка. Путешествие в поэме не описано, но понятно, что плыли они много месяцев по «Карте морей, на которой земли – ни следа».

«Снарколовы» тоже почти не описаны. Вот, например, что известно про капитана по имени Балабон:

«Из моряцких наук знал единственный трюк –
Балабонить на весь океан».

Некоторые герои удостоены автором отдельных «воплей»: Браконьер и Бобер, которых подружила песнь Хворобья; Барабанщик (Бывший Судья), которому снился сон, как в суде Снарк защищал козу; Булочник, который пропал, приняв Буджума за Снарка. Самым важным делом, которым они все заняты, является поиск Снарка:

«И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной».

Ну и кто же этот Снарк, ради которого заварена вся эта история? «Ты, конечно, знаешь, кто такой Снарк? Если знаешь, то скажи мне, потому что я не имею о нем никакого представления», – вот что об этом писал Льюис Кэрролл.

А теперь шутки в сторону, вот вам «пять бесспорных и точных примет», по которым вы его найдете:

«На вкус он не сладкий, жестковат, но приятно хрустит... и слегка привиденьем разит»;
«...встает очень поздно. <...> Свой утренний чай на закате он пьет, а обедает он на рассвете»;
«...с юмором плохо»;
«...любитель купальных кабин и с собою их возит повсюду»;
«...его можно тушить, и в бульон покрошить, и подать с овощами неплохо».

Вот так: с тех пор, как поэма была написана в 1876 году, все ломают голову и ищут Снарка. Я приглашаю вас присоединиться к поискам (время на карантине для этого самое подходящее). Если найдете, сообщите нам. Но только не повторяйте ошибки Булочника, который принял Буджума за Снарка!

И напоследок: верное средство от Льюиса Кэрролла для тех, кто потеряет сознание, – растирать виски́ винегретом!

Книги Льюиса Кэрролла можно взять в отделе обслуживания (1 этаж) и в отделе по работе с детьми и юношеством (2 этаж).

Читайте и будьте счастливы!

Потомучто графф

Продолжаем «усиливать ощущение реальности» с Даниилом Хармсом, который наверняка всем знаком как автор детских стихов. Но мировую известность он получил как автор литературы абсурда: «Меня интересует только «чушь», только то, что не имеет никакого практического смысла».

На моей книжной полке – «Анекдоты» Даниила Хармса, героями которых стали классики отечественной литературы: Пушкин, Толстой, Гоголь, Тургенев, Лермонтов, Герцен и другие (именно так, без имен и инициалов, думаю, чтобы поубавить пафосности). Почему Хармс выбрал именно их – не знаю. Возможно, он последовал призыву В. Маяковского – бросить с Парохода Современности Пушкина, Достоевского, Толстого.

Хармс выдерживает в своих литературных анекдотах все законы этого жанра: истории лаконичные, ситуации выдуманные, с неожиданными концовками и известными персонажами. А ситуации такие: Пушкин стреляется с Гоголем на дуэли, Гоголь переодевается Пушкиным, Пушкин сидит на окне у Вяземского. У каждого писателя в этих историях проявляются очень яркие характеристики: Тургенев – человек мягкий, чуть что «в ночь потихоньку едет в Баден-Баден», а самой важной характеристикой Толстого является то, что он очень любит детей. Даже когда Хармс сочиняет про Толстого другую историю, про любовь к детям не забывает.

«Лев Толстой очень любил детей. Утром проснется, поймает кого-нибудь и гладит по головке, гладит, пока не позовут завтракать».

Хармс азартно играет, перепутывает все события и героев: «Гоголь написал роман. Назвал роман «Герой нашего времени». Подписался «Пушкин» и отнес Тургеневу, чтобы напечатать в журнале». И так много в его анекдотах свойственного современной речевой действительности, что кажется, будто это написал современный молодой человек: «Чернышевский потом написал в дневнике: «Все писатели хорошие, а Толстой хамм. Потомучто графф». Узнаете современный олбанский? А образы, например, рекламных плакатов серии «Занимайся чтением» взяты именно у Хармса.

И заканчиваются анекдоты как положено выдуманным историям: «Как они оба выскочат», «Тут все и кончилось», «Так и не стали стреляться», «Показал язык и убежал».

Вот вам напоследок анекдот от Хармса:

«Однажды Пушкин написал письмо Рабиндранату Тагору. «Дорогой далекий друг, – писал он, – я Вас не знаю и Вы меня не знаете. Очень хотелось бы познакомиться. Всего хорошего. Саша». Когда письмо принесли, Тагор предавался самосозерцанию. Так погрузился, хоть режь его. Жена толкала, толкала, письмо подсовывала – не видит. Он, правда, по-русски читать не умел. Так и не познакомились».

Ну что, самое время не только читать, но и писать. Попробуем себя в литературных анекдотах?

Книги Даниила Хармса можно взять в отделе обслуживания (1 этаж) и в отделе по работе с детьми и юношеством (2 этаж).

Читайте и будьте счастливы!

Наши читатели сетовали на то, что нечасто рецензенты обращаются к отечественной литературе. Исправляемся. Светлана Волженина представляет рецензию на повесть Юрия Коваля «Недопёсок».

Как и все (или многие?), читала ее в детстве, а перечитать подвигло приобретение издания этой повести 2018 года в серии «Руслит. Литературные памятники XX века». Вот так: повесть из детства – литературный памятник! Сверилась со словарем: литературный памятник – произведение, вошедшее в историю литературы как особо значимое по каким-либо своим особенностям. Про особенности, ставящие эту повесть в ряд с литературными памятниками, попробую поразмышлять. И вас приглашаю к этому разговору.

Повесть была впервые опубликована в 1974 году. Каким был этот год? Старты космических кораблей «Союз», строительство электростанций, Байкало-Амурской магистрали (БАМ), активное промышленное освоение территории современной Югры, объявленное Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, и жесткий контроль свободомыслия: в этом году лишен гражданства писатель А. И. Солженицын.

И на этом патетически-победном фоне – негромкая и даже какая-то намеренно отрешенная от пафоса повесть «Недопёсок». Но не зря автора подозревали в том, что он заложил в повесть другой смысл. Она начинается словами: «Ранним утром второго ноября со зверофермы «Мшага» бежал недопёсок Наполеон Третий». Бежал, а не сбежал – как заключенный. Искушенный читатель проведет здесь параллель с «лагерной прозой», ведь еще и номер у песца есть, как у заключенного, – 116. Да и вся история побега недопёска – это история про свободу, и не только его, но и всех, с кем его сталкивает траектория движения на Север. И самым свободным из героев повести оказывается дошкольник Серпокрылов, который единственный оказался готов к самостоятельным решениям.

К счастью, история не трагическая, а смешная, живая, очень метафоричная. Да-да, это все про повесть «Недопёсок»! Например, один из ее героев – старик Карасев, видевший «колеса» вокруг каждого человека, которые сегодня каждый легко определит как ауру. Видимо, и сама повесть, а не только ее сюжет – это «глоток» свободы.

Ну и невозможно не сказать ничего про язык автора, который вызывает восхищение своей легкостью, афористичностью и тонким юмором. Вот пример: «Ковылкинская дорога бессовестно подкидывала “газик”, хватала за колеса, стараясь их оторвать, швыряла в чудовищные бездны – колдобины, вытряхивала из “газика” душу. Гайки с автомобиля сыпались на дорогу, как чешуя с плотвы».

Повесть каждый может прочитать по-своему. Кто-то – как историю про животных, хотя и не сказочную: животные в ней не разговаривают, а если нужно передать их мысли, автор облекает их в речь от себя («Что поделать, – добродушно, наверное, подумала Пальма [собака]. – Бывают и такие запахи. Беда невелика. Главное – сердце, душа»); кто-то прочитает детскую повесть с увлекательными приключениями, а кто-то – «взрослую» историю про жесткий мир и свободного зверя.

Что больше всего привлекло меня в этом издании, так это иллюстрации гениального (по моему мнению) художника Евгении Двоскиной: графические, лаконичные, но удивительно точные и с ничуть не меньшим чувством юмора, чем у Юрия Коваля. Но если у вас нет именно этого издания, перечитайте «Недопёска» с классическими рисунками Геннадия Калиновского, тоже знакомыми с детства, не пожалеете!

Ну и приглашаю поразмышлять: как вы думаете, почему эту повесть признали литературным памятником ХХ века?

Книги Юрия Коваля можно взять в отделе по работе с детьми и юношеством (2 этаж).

     Читайте и будьте счастливы!

«Роман Джона Ирвинга «Правила виноделов» давно был мне знаком по одноименному фильму 1985 года, а прочитать довелось сейчас, в отпускных и командировочных переездах. Чему я очень рада, потому что чтение доставило мне не только удовольствие, но и заставило о многом поразмышлять.

Роман открывает совершенно новые смыслы, которые в фильме не столь очевидны. Сюжет фильма вобрал основные темы: любви и выбора, а в романе их куда больше. И, честно признаюсь, многие я еще прокручиваю в своей голове, пытаясь понять.

Первое «открытие»: сюжет и его герои – это библейская история. Действие происходит в Сент-Облаке (на небесах!) – Богом и людьми брошенной земле. Главный «святой» сиротского приюта – доктор Уилбур Кедр, который принимает роды и делает аборты («в приюте любая работа — Господня. Все, что мы делаем, делаем для сирот»), ищет сиротам приемные семьи, пишет Краткую историю Сент-Облака и письма сильным мира сего (например, президенту США Ф. Рузвельту), чем мне очень напоминает героя романа Л. Улицкой «Казус Кукоцкого» – такого же бескомпромиссного и милосердного врача Павла Алексеевича Кукоцкого. Милосердие доктора проявляется в том, что он берет на себя ответственность о сиротах: «Те самые люди, которые пекутся о неродившихся детях, отказываются думать о живых, когда факт рождения свершился. Они трубят на каждом углу о своей любви к неродившимся, а ради родившихся не шевельнут пальцем. Им наплевать на бедных, угнетаемых и отверженных».

Еще примеры библейской истории? Пожалуйста!

Реальными и даже метафизическими стараниями доктора Кедра его любимый питомец сиротского приюта Гомер Бур становится доктором и приходит ему на смену, но под другим именем – Фаззи Бук (Кедра сменяет Бук!, – и это снова неслучайно на месте бывших лесоразработок в Сент-Облаке).

Вместе с доктором Кедром в приюте трудятся сестры Анджела, Эдна и Гроган (снова отсылка к библейским и мифологическим сюжетам!), которые дают имена появляющимся на свет младенцам. Мало того, приют создает альтернативу немилосердному миру – женщины, приходящие в доктору Кедру с ближайшей железнодорожной станции не у государства ищут поддержки и спасения, а в сиротском приюте, в котором всегда все стабильно и движется по однажды налаженному порядку, несмотря на происходящие в мире катаклизмы.

Есть и благословение, которое на ночь произносит доктор Кедр, приходя в спальню к детям: «Спите спокойно, Принцы Мэна, Короли Новой Англии!».

По однажды заведенному порядку («Сирота еще больше, чем обычные дети, нуждается в незыблемом, предсказуемом распорядке жизни») сиротам на ночь читают романы Чарльза Диккенса «Большие надежды», «Дэвид Копперфильд» (романы о сиротах), и Гомер, прочитав романы в детских спальнях не один раз, попадая в разные жизненные перипетии, часто их цитирует.

Причем здесь правила, спросите вы. И я себя спросила об этом не раз. Казалось бы, так просто – правила ежегодно вывешивались в Доме сидра, в котором жили сезонные рабочие, приезжавшие на уборку яблок на ферму «Океанские дали». Но дело, конечно же, не в них. По словам героя романа Гомера в жизни столько правил, сколько людей. И правила не только сочиняются, но и нарушаются. А вот твердости характера и мужества не только создать правила, но и заставить мир жить по ним хватает только у Уилбура Кедра. Государство в лице попечительского совета сиротского приюта пытается вмешаться в однажды заведенный порядок, но вынуждено отступить – на смену несгибаемому Кедру приходит Бук.

Много в романе и лирических мест, в нем уживаются трагедия и комедия (думаю, во многом благодаря талантливому переводчику Марине Литвиновой). Но самое важное, что пронизывает текст – только гуманизм, вырастающий из любви, заставляет мир «крутиться» по вашим правилам».

Книгу можно взять в отделе обслуживания, 1 этаж

Читайте и будьте счастливы!

«Продолжаю рассказывать о своем «отпускном» чтении. Мы с внуком прочитали в отпуске сборник из семи историй, рассказанных от имени кота Таффи «Дневник кота-убийцы» Энн Файн и теперь рекомендуем его вам для семейного чтения.

Да, название тянет на добротный хоррор, но это всего лишь смешная история с понятным для взрослого читателя воспитательным подтекстом.

В историях перед читателем предстает картина мира – естественная для кота (напомню – относящегося к отряду хищных) и циничная по отношению к его семье: девочке Элли и ее родителям. Кот не стесняется проявлять свое природное естество (приносит в дом задушенных птиц, мышей), а также вполне себе мстительную натуру – воспитывает своего хозяина (отключает будильник – и тот опаздывает на работу, подкладывает в тапочки мертвых мышей). Поверьте, хозяин платит ему той же монетой, и даже пытается использовать его в своих не очень честных планах (но это ему не удается, кот разгадывает его намерения и очень ловко «играет» с ним в кошки-мышки: «Угадайте, кто был мышкой»). К подвигам Таффи можно отнести: сломанный телевизор, упавшую новогоднюю елку, испорченное вечернее платье и крем для торта и … Несмотря на все это, Таффи вызывает симпатии не только у своей преданной хозяйки Элли, но и у читателя.

Почему? Потому что это история, да, об эгоцентричном, но подростке, который отстаивает свое право на мнение и искренен в проявлении своего характера. Да и никакого особенного стремления к насилию у него нет, наоборот, рафинированность современного жителя цивилизованного мира (даже сбежав из дома, Таффи не идет на охоту за птичками и мышами, а ищет людей, которые будут его кормить). А побег из дома стал для него хорошим уроком, - попытав счастье у других хозяев, Таффи оценил искреннюю любовь Элли.

Вот и становится понятно, что это знакомый всем литературный жанр –история воспитания, но язык, повороты сюжета, да и само оформление книги не делают его скучным педагогическим опусом.

Советуем вам прочитать все семь историй. Нам больше всего понравились история про Рождество. А вам?».

Книги Энн Файн можно взять в отделе обслуживания, 1 этаж

Читайте и будьте счастливы!

«Начала читать новый роман Андрея Геласимова только потому, что мне очень интересен этот автор. Ничего не зная про адмирала Геннадия Ивановича Невельского. Только прочитав роман, заглянула в Интернет, чтобы понять, насколько этот персонаж романа вымышленный, и узнала, что аэропорт Хабаровска недавно получил имя Невельского.

 Однако, вернусь к роману. Самое важное, что характеризует качество литературы (для меня) – это язык. Поэтому с первых строчек поняв, что это исторический роман, готова была отложить его в сторону – в таких произведениях язык уходит на второй план, уступая сюжету и персонажам. Однако нет, именно язык романа заставил читать его дальше. Естественный, изысканный, объемный язык, на котором, казалось, пишет не современник, а очевидец тех событий. Очарованию языком не помешало даже обилие морской лексики: грот-мачта, кубрик, шканцы, бейдевинд, марс...

Углубившись в роман дальше, поняла, что он скорей приключенческий, авантюрный, в котором сюжет развивается стремительно и неожиданно, ситуации не сразу понятны, много тайн и загадок. Действие происходит не только на отдаленном востоке (Дальнем Востоке), но и в Смольном институте благородных девиц, Морском корпусе, Лиссабонской опере, доме для ассамблей «Олмакс» в Лондоне... А от пестрого роя героев романа: великий князь Константин Николаевич, мореплаватель Ф.П. Литке, министр К.В. Нессельроде, Ф.И. Тютчев, граф Н.Н. Муравьев-Амурский, кружится голова. Несмотря на это, сюжет четко выстроен и подводит нас к логическому завершению: мореплаватель Невельской находит пролив в Амур.

Есть несколько очень живописных, ярко написанных, вовлекающих в эмоциональное взаимодействие сцен: подготовка к балу в Смольном институте, служба в Преображенском соборе, встреча в Аянском порту вернувшейся экспедиции Невельского.

Не обошлось и без свойственного русской литературе поиска решения нравственных проблем. Тема рабства в романе прослеживается на протяжении всей сюжетной линии. Начинается роман оперой, судя по всему – «Набукко» со знаменитым хором рабов; дальше прослеживается конфликт Невельского с матросом Завьяловым, который привел того к ссылке; туманная история гибели крепостной девушки по вине матери Невельского. Тема эта получает свой апофеоз, когда предводитель беглых каторжников Гурьев предлагает Невельскому объединиться и установить свою власть над местными жителями. Именно тогда Невельской пытается разобраться, сколько в нем живет от «цицеронова раба» (вспомнив фразу Цицерона о том, что раб мечтает не о свободе, а лишь о своих рабах).

И если сначала «сферу невидимого, не постигаемого при помощи компаса, секстанта, линейки или циркуля Невельской оставлял женщинам и корабельному батюшке», «нижние чины, как и крепостные в имении матери, были для него не совсем люди», то потом развертывание мучительной для Невельского темы, которая касается его самого и его семьи, заставляет погрузиться в нравственные мучительные раздумья.

Если разворачивается сюжет медленно, то завершается роман стремительно и неожиданно. Автор штрихами рисует будущие события в жизни Невельского и видимо, делает аванс: «подвиги русских морских офицеров не описать в одной книге. Потребуются тома». Наверное, буду ждать».

Книгу можно взять в отделе обслуживания, 1 этаж

Читайте и будьте счастливы!

     Я вижу Истину!

     «Продолжаем усиливать ощущение реальности? Как вы помните, в моем списке были Льюис Кэрролл, Даниил Хармс, а третье имя я держала в тайне. Я думаю, многие удивятся, что этот автор – Юрий Коваль.

     Хотя в произведениях Юрия Коваля, вполне себе реалистичных, всегда есть второй (или первый?) план, на котором происходит что-то не вполне правдоподобное и странное, но абсурд? Этого не может быть! Уверяю вас, есть у Коваля такой роман – «Суер-Выер», а сам автор определил его жанр как «пергамент».

     Сначала несколько слов про сюжет. Команда фрегата «Лавр Георгиевич» под предводительством капитана Суера-Выера плывет по океану целых 40 лет (не находите никаких аналогий? Если нужна подсказка, пожалуйста: почитайте Ветхий Завет) в поисках острова Истины, а по пути открывает другие острова. На карту мичманом Хреновым за время плавания нанесено 29 открытых командой островов (остров Валерьян Борисычей, Теплых щенков, Пониженной гениальности, Открытых дверей, Высокой нра… и т. д.). Помимо капитана и мичмана, в команде старпом Пахомыч, боцман Чугайло, лоцман Кацман,  механик Семенов и матросы: впередсмотрящий Ящиков, Вампиров, Петров-Лодкин, Веслоухов и другие. Кстати, в команде есть очень своеобразные корабельные должности: веревочный, взвешиватели, килевой и корабельный кузнец и назадсмотрящий (если есть впередсмотрящий, почему не быть и его антиподу). Рассказ ведет летописец по имени Дяй. В промежутках между открытиями островов члены команды занимаются обычными судовыми делами: пришивают пуговицы, развязывают морские узлы, варят в котлах моллюсков.

     Отдельного слова требует парусный фрегат «Лавр Георгиевич», вот что о нем пишет летописец: «статен, величав, изыскан, фееричен, призрачен, многозначен, космично-океаничен, волноречив, пеннопевен, легковетрен, сестроречен и семистранен», в его устройстве много необычного. Когда Суер-Выер хотел, он добавлял к мачтам дополнительные: к Фоку – Строт, к Гроту – Эск, а к Бизани – Рязань и Сызрань. А если мудрый и справедливый капитан хотел кого-то наказать, он ссылал куда-нибудь на сенокос или на уборку картофеля именно за Бизань. Как-то капитан сослал мичмана Хренова за Сызрань оросительные системы ремонтировать. Случаются и другие истории: например, механик Семенов вообразил себя флагом и трепетал несколько дней на мачте, пока два дурашливых альбатроса не сшибли его.

     Вы, конечно же, уже начинаете понимать, что самое главное в романе не события, а яркий метафоричный и остроумный язык, которым он написан. Иногда возвышенный и поэтичный. Вот вам пример: главная фраза романа «темный крепдешин ночи окутал жидкое тело океана» мне очень напоминает об основоположнике русского символизма Валерии Брюсове (помните его «фиолетовые руки на эмалевой стене»?). Виртуозная игра слов и яркие неологизмы, которым позавидуют детские писатели: «фрикусил безык», «клетчатые звуки», «название не лежало, а стояло на поверхности», «синяя русалка, выколотая на его груди, нырнула под мышку»; моряки жарят запятые, как грибы на масле, которое производят масляные пчелы. Некоторые выдуманные Юрием Ковалем слова так органичны, что кажется, будто они действительно что-то обозначают: матросы все время что-то ОБРАСОПЛИВАЮТ, на острове водятся КАБАНЧИКИ ВОКАБУЛ и растут СЕРПИЛИИ ПАЛЬМ.

     Но автор не только дурачится; я думаю, богатству его литературного языка могут позавидовать многие. Хотите, проверим? Сможете продолжить фразу: «стыд сосал и душил меня,

                                    жег, грыз,
                                          терзал, глушил,
истязал,
         пожирал,
                 давил,
                       пил
                          и сплевывал»?

     Да, именно так расположены строчки, как в стихотворении. И снова возникает аллюзия, теперь со стихограммами Дмитрия Пригова. И неслучайно: роман – яркий образец литературы постмодерна.

     Еще одну игру предлагает нам автор – синестезическую – и «экзаменует» членов команды на предмет определения рода каждой буквы. Например, буква «Ю» у него мужского рода, а буква «Я» – женского. Как вы думаете, какого рода буква «Х»?

     Однако вернемся к сюжету. Несмотря на попытки капитана Суера-Выера крюком поймать Истину в волнах океана, ничего у него не получилось, а остров Истины они открыли в конце своего путешествия.

    P. S. На всякий случай – не рекомендую читать с детьми».

Книгу можно взять в отделе обслуживания, 1 этаж и в электронной библиотеке «ЛитРес».

Читайте и будьте счастливы!

Прабабушку Сильвию искать в вишневом саду

Симпатия к Наринэ Абгарян у меня появилась с ее «Понаехавшей», укрепилась после прочтения фантасмагорической повести «С неба упали три яблока», а потом в моей семье появился и единомышленник – внук, который, несмотря на непонятные современному ребенку реалии советской жизни, искренне полюбил Манюню.

У автора новая повесть – «Симон». Начинается с трагикомической ситуации – умирает бердский каменщик Симон, однако его уши смущают всех пришедших с ним попрощаться – они багровые (как пояснил патологоанатом, это произошло вследствие смерти от инсульта). Все озадачены тем, как придать покойному приличный вид, и останавливаются на том, что делают ему компрессы с камфорным маслом, которые прижимают большими наушниками правнука. Пикантность истории придает то, что у гроба, кроме законной жены Меланьи, собрались его пассии – Софья, Элиза, Сусанна, Сильвия, – и все они, попивая домашнее вино, говорят «за жизнь».

Казалось бы, двусмысленность ситуации должна была привести к пошлым историям о любовных интрижках Симона, но нет, неслучайно его звали «джантельменом» (от слова «джан» – душа моя). Трогательные, трагичные и искренние рассказы возлюбленных Симона переплетаются в яркие многоцветные картины с мистическими нотками и создают полотно повседневной жизни маленького городка. С приметами (домашних духов нужно угощать, а путникам в вещи класть горсть земли), меткими шуточками («под носом твоего отца в дождь вся наша улица собиралась»), колоритными героями (безобидная юродивая Косая Вардануш, которая связывает все четыре рассказа). И жизнь города Берда предстает не стерильной голливудской историей, а мудрой притчей.

На страницах повести встретила упоминание нидерландского гения Босха и поняла, что в стиле повествования Наринэ есть что-то от его живописной манеры. А когда прочитала историю о том, как один из героев два месяца собирал гальку на реке, чтобы вымостить дорожку к дому, вспомнила яркий эпизод из фильма Кустурицы «По млечному пути»: молочник после гибели своей возлюбленной выкладывает минное поле камнями, которые приносит каждый день издалека в мешке, как будто выполняя аскезу. Я подумала: как много общего в притчевом языке фильмов Эмира Кустурицы и прозы Наринэ Абгарян – они описывают мир, который совсем не идеален, населен колоритными героями со сложными судьбами; здесь нет осуждения, а только принятие: «Какое может быть осуждение, когда именно из таких печальных, радостных и полных страдания дней и складывается вся человеческая жизнь». Согласны? Тогда читайте.

«Причем здесь прабабушка Сильвия?» – спросите вы. Прочтете – узнаете

Искушение Лазаря Линдта

Большой силой все же обладают коннотации, которые прочно живут в сознании. Очень долго я не смотрела в сторону романа Марины Степновой «Женщины Лазаря» и понимаю почему – ждала в нем евангельскую историю. Прочитала недавно и осознала, что отчасти ожидания оправдались: личную историю гениального физика Лазаря Линдта я приняла как каноническую историю искушения…

Натолкнуло меня на это размышление то, что в романе есть прямые отсылки к трагедии И. Гете «Фауст», которого цитирует герой:

«Он рвется в бой и любит брать преграды,
И видит цель, манящую вдали,
И требует у неба звезд в награду
И лучших наслаждений у земли,
И век ему с душой не будет сладу,
К чему бы поиски не привели».

Очевидная аллюзия с великой трагедией напрашивается сама. Да и герой романа Марины Степновой очень похож на своего литературного предшественника – доктора Фауста. Противоречивый, страстный, самоотверженный врач и исследователь, равнодушный к земным радостям (до искушения Мефистофелем). Однако, соблазненный дьяволом, отдался страстям и погубил свою возлюбленную Маргариту и ее семью. Есть параллели и с евангельским Лазарем, который был воскрешен Христом и прожил после смерти 30 лет – как Фауст, который помолодел после искушения.

Чем же был искушен гениальный Лазарь Линдт, «просто крепко стоящий на земле гений – причем гений в самом биологическом смысле этого слова. Классическая патология головного мозга»?

Неведомо как освоивший точные науки в еврейском захолустье, из которого он явился в 18-летнем возрасте не куда-нибудь, а в МГУ. Щедро наделенный аналитическим умом, острым языком, имеющий благодетелей, без затруднений получающий должности, не ценящий легко приходящих к нему материальных благ. Все это не стало для него искушением.

Первым искушением стала Мария Чалдонова – жена его покровителя и наставника, на 31 год старше его. Она по-матерински относилась к Лесику, не имея своих детей: «Да, ему двадцать девять и он влюблен в женщину, которой шестьдесят. Нет, не влюблен – он любит женщину, которой шестьдесят… Пусть бросит в него камень тот, кто считает это чувство ненормальным… Потому что не было на свете ничего нормальнее, яснее и проще его любви, и вся эта любовь была свет, и верность, и желание оберегать и заботиться. Просто быть рядом. Любоваться. Слушать. Следить восхищенными глазами. Злиться. Ссориться. Обожать».

Когда история повторилась, но уже Лазарь был старше своей избранницы на 41 год, он снова был несчастлив. Его избранница Галина Петровна – редкой красоты, «штучный товар» – не просто не любила своего мужа, она его боялась, ненавидела. Лазарь долго не мог этого понять («его гениальность не распространялась на простые, едва заметные законы ежедневной человеческой жизни»), обманывал себя, видя в Галине свет, которым для него сияла Мария. А роль Мефистофеля сыграл его «денщик» Николаич, из желания угодить своему хозяину легко сломавший жизнь молодой и наивной лаборантки кафедры химии Галочки. Не смог гениальный Лазарь не поддаться искушению, так велико было желание получить то, что он заслужил – любовь. Расплатой стало позднее пришедшее понимание, что жена его не любит.

И разорвался этот круг, а может быть, наоборот, замкнулся, когда внучка Лазаря Линдта Лидочка устояла перед искушением внешнего благополучия жизни в столице артистки балета Большого театра. А выбрала она дом, дом первой любви Лазаря – Марии Чалдоновой. «Все наконец-то распуталось, разрешилось и вновь соединилось – на этот раз навсегда: и любовь, так долго блуждавшая по этой истории, так долго не умевшая попасть в такт, и этот дом…» Вязь человеческих жизней трех поколений, причудливо переплетенных и соединенных Лазарем Линдтом, искушаемым любовью.

Так и хочется на этом поставить точку: все герои прошли через отведенные им искушения, вынесли свои уроки. Но добавлю еще, что в этой истории не менее важен язык автора – объемный, яркий, зримый, богатый метафорами и останавливающий внимание на, казалось бы, незначительных деталях. Семейная сага, начавшаяся появлением героя в 1918 году и закончившаяся в настоящее время, не была бы столь яркой и без деталей быта: семьи профессора богословия Московской духовной академии Питовранова, жестокого мира балета, рецептов Елены Молоховец и других. Думаю, это и придает потрясающее обаяние роману – вечный сюжет, яркий язык и знание деталей.